Глеб повернулся к залу спиной, положил на стойку оба локтя, улыбнулся и сделал худосочной блондинке комплимент по поводу ее мастерского владения техникой приготовления кофе. Блондинка тоже улыбнулась и что-то вполне дружелюбно ответила, не переставая ритмично двигать челюстями, – она жевала мятную резинку, запах которой временами забивал даже густой аромат кофе. Они немного поговорили – слегка подвыпивший клиент и усталая барменша, а когда Глеб снова обернулся, столик, за которым сидели Алеха и одноглазый, уже занимала симпатичная молодая пара. Закрывавший дверной проем занавес из разноцветных деревянных бус еще колыхался. Глеб подсунул под свое кофейное блюдце десять долларов, подмигнул барменше и сполз с высокого табурета, неторопливо направившись к выходу.
Его левая рука опять была в кармане, бренча пистолетными патронами, как морскими камешками. В дверях он бросил быстрый взгляд на часы. До отправления поезда оставался почти час – бездна времени для того, кто умеет действовать решительно и быстро.
Они вышли из кафе и повернули было к Каланчевской площади, где была стоянка такси, но Алексей Рыбин, еще сохранявший способность соображать, издали увидел припаркованный у обочины “луноход” с коварно потушенными огнями и с немалым трудом развернул своего плывущего без руля и ветрил спутника на сто восемьдесят градусов. Перспектива ночевать в вытрезвителе ему не улыбалась, но еще больше Алексея пугало то, что его окосевший приятель по незабвенным армейским дням Серега Старовойтов мог спьяну наболтать ментам. Был он на самом деле снайпером у Басаева или сочинил весь этот бред для красного словца, не имело никакого значения. Все равно будет разбирательство, повестки, звонки на работу, запросы какие-нибудь… Алексей был на хорошем счету в своей фирме, и одно упоминание его имени в связи с подобным дурно пахнущим делом могло поставить на его карьере жирный крест.
Старовойтов вдруг затеял петь. Редкие прохожие, шлепавшие сквозь туман и слякоть к теплу и уюту своих квартир, вздрагивали и оборачивались на его хриплые вопли, густо пересыпанные отборным матом и почему-то частыми и безграмотными ссылками на Коран. Рыбин скрипнул зубами, прошептал короткое ругательство и боком нырнул в устье Краснопрудного переулка, решив, что дружба дружбой, но это уже чересчур. Его маневр, однако же, ни к чему не привел: Старовойтов, который, казалось, вообще ничего не соображал, каким-то образом заметил исчезновение приятеля, огляделся и, заметив светлую куртку Рыбина, как ни в чем не бывало свернул вслед за ним в переулок, продолжая петь и материться.
– Гуляем, Алеха! – орал он на весь переулок. – Аида по бабам! Бр-р-роня крепка!.. И танки наши.., быстры! И наши люди мужества полны! Эй, Алеха, мать твою! В строю стоят чеченские танкисты, и перед боем делают в штаны!!! Алла акбар! Знаешь, чего это?
– Знаю, знаю, – процедил Рыбин.
Зубы у него были стиснуты так, что ныли челюсти. Он проклинал тот миг, когда, растаяв от радости нежданной встречи, принял предложение старинного приятеля пропустить, как тот выразился, “по пять капель”. Жена, Лариска, наверное, совсем с ума сошла от беспокойства.., хотя насчет Лариски Старовойтов, пожалуй, был прав.
Алексей Рыбин познакомился с Сергеем Старовойтовым еще в карантине, когда они, стриженные “под ноль” и “в рюмочку” утянутые негнущимися ремнями из скверной искусственной кожи, учились ходить “гусиным шагом” и раздеваться до белья, пока в руке сержанта горела спичка. Сержант утверждал, что спичка сгорает ровно за сорок пять секунд. Это было наглое вранье – Алексей проверил это, спалив в курилке полкоробка спичек. Ни одна из них, как он ни старался замедлить процесс, не горела дольше тридцати секунд. Тем не менее, попрактиковавшись с неделю, все они научились раздеваться и ложиться в постель даже раньше, чем зажатая в толстых коротких пальцах сержанта Сафронова спичка начинала дымиться и гасла.
Впрочем, дело было вовсе не в спичках и даже не в сержанте Сафронове, который очень быстро ушел из жизни новобранцев, отправившись обратно в свою часть, как только срок карантина истек. Дело, как теперь понимал Алексей Рыбин, было в том, что всем им стукнуло тогда по восемнадцать лет, а в этом чудесном возрасте шапочное знакомство очень быстро перерастает в крепкую дружбу, особенно если ваши койки стоят бок о бок и в строю вы стоите рядышком, обмениваясь почти неслышными замечаниями по поводу брюха замполита и дурного настроения командира роты: уж не наставила ли ему жена рога?
Кроме того, это был единственный способ выжить в условиях царившей в части разнузданной дедовщины. Рыбин в ту пору был начитанным мальчиком, все еще бредившим такой чепухой, как справедливость и человеческое достоинство, из-за чего его частенько поколачивали и всячески унижали, постепенно низводя до разряда так называемого “чмо”, что в переводе на общепонятный язык означало примерно то же, что индийское словечко “пария”. Рыбин уже подумывал о том, чтобы, заступив в наряд, перестрелять пару-тройку своих обидчиков, а потом пустить себе пулю в висок, но тут Серега Старовойтов, которому все это надоело, перестал заступаться только за себя и взял Рыбина под свою защиту.
До армии Старовойтов боксировал в среднем весе, был чемпионом Московской области и не попал в спорт-роту только потому, что чем-то не угодил командиру полка. Все попытки старослужащих обломать “борзого чайника” в буквальном смысле слова разбивались о каменные кулаки Старовойтова. Это противостояние могло бы закончиться очень плохо, но, к счастью, среди старослужащих в их роте не оказалось настоящего вожака, способного довести дело до логического завершения, и постепенно Старовойтова, а вместе с ним и Рыбина оставили в покое.